Любовь, сексуальность и матриархат: о гендере - Эрих Зелигманн Фромм
5. Значимость теории материнского права в наши дни
Тот факт, что теории Бахофена о материнском праве и матриархальных обществах привлекали относительно мало внимания в XIX и первой половине XX века, в достаточной мере объясняется тем обстоятельством, что до конца Первой мировой войны патриархальная система в Европе и Америке оставалась непоколебимой, так что само представление о женщине как средоточии социальной и религиозной структуры казалось немыслимым и абсурдным. Если следовать той же логике, социальные и психологические перемены, случившиеся за последние четыре десятилетия, должны стать причиной возникновения невиданного ранее сильного интереса к проблеме матриархата; кажется, только сейчас начинают происходить изменения, призывающие к переоценке идей, более ста лет проведших в спячке. Однако, прежде чем писать об этих изменениях, позвольте мне кратко изложить читателю, незнакомому с трудами Бахофена и Моргана, их взгляд на принципы и ценности матриархального общества.
По Бахофену, матриархальный принцип – это принцип жизни, единства и мира. Женщина, заботясь о ребенке, простирает свою любовь за пределы себя на другие человеческие существа и направляет все свои навыки и фантазию на то, чтобы сберечь и сделать более комфортным существование другого человека. Принцип матриархата заключается во всеобщности, в то время как патриархальная система строится на ограничениях. Идея всеобщего человеческого братства берет свои истоки в принципе материнства, но исчезает с развитием патриархального общества. Матриархат лежит в основе принципа всеобщих свободы и равенства, мира и бережной человечности. Также он является фундаментом системной заботы о материальном благополучии и мирском счастье (Bachofen 1967, стр. 69—121).
Л. Г. Морган вполне независимо от Бахофена заключил (сначала осторожно в «Системах кровного родства» (1871) и уже более решительно в «Древнем обществе» (1877)), что система вождества у американских индейцев – подобно тем системам, что обнаруживаются в Азии, Африке и Австралии – основывалась на матриархальном принципе, и выдвинул утверждение, что высшие формы цивилизации «станут возрождением, но в высшей форме, свободы, равенства и братства древних родов»[57]. Даже из столь краткого изложения этих принципов матриархата должно быть очевидно, почему я придаю такое значение следующим социально-психологическим переменам:
1. Неспособность патриархально-авторитарной системы выполнять свою функцию; неудачи в предотвращении масштабных и разрушительных войн, образования террористических диктатур; неспособность предпринимать необходимые действия для предотвращения будущих катастроф, таких как ядерно-биологическо-химическая война, голод, бушующий в значительной части колониального мира, и катастрофические результаты все более масштабного отравления воздуха, воды и почвы.
2. Демократическая революция, которая победила традиционные авторитарные структуры и заменила их структурами демократическими. Процесс демократизации шел рука об руку с формированием технологичного изобильного общества, которое по большей части не требует личного подчинения, а функционирует, скорее, на основании командной работы и манипулируемого согласия.
3. Женская революция, которая, хоть еще и не завершена, сделала многое для воплощения в жизнь радикальных идей Просвещения о равенстве мужчин и женщин. Эта революция нанесла тяжелый удар по патриархальной власти не только в капиталистических странах, но и в такой консервативной стране, как Советский Союз.
4. Революция детей и подростков. В прошлом дети могли бунтовать лишь нерациональными способами – отказом от еды, плачем, запорами, ночным недержанием и общей строптивостью, но начиная с девятнадцатого века у них появились заступники (Песталоцци[58], Фрейд и другие), делавшие упор на то, что у детей есть собственная воля и желания и к ним следует относиться всерьез. В двадцатом веке движение в этом направлении продолжилось, набирая силу и глубину, и самым влиятельным его сторонником стал доктор Бенджамин Спок. Что же касается подростков и молодежи постпубертатного возраста, то они теперь говорят сами за себя – и уже отнюдь не робким голосом. Они требуют права быть услышанными, права серьезного отношения, права быть активными субъектами, а не пассивными объектами в системе, которая контролирует их жизнь. Они нападают на патриархальную власть прямо, энергично – а иногда и злобно.
5. Образ потребительского рая. Наша потребительская культура создает новый образ будущего: если мы продолжим идти по пути технического прогресса, то в конце концов достигнем точки, в которой ни одно желание, даже из тех новых, что непрестанно продолжают появляться, не останется неисполненным; исполнение будет мгновенным и не потребует от нас никаких усилий. В этом видении будущего техника наделяется характеристиками Великой Матери, технической, а не природной, которая кормит своих детей и успокаивает их неумолкающей колыбельной (в форме радио и телевидения). По ходу процесса человек эмоционально превращается в младенца, которого успокаивает надежда на то, что материнская грудь всегда будет обильно снабжать его молоком и что индивидууму более не нужно принимать никаких решений. За него это станет делать сама техника. Толковаться и воплощаться эти решения будут технократами – новыми жрецами зарождающейся матриархальной религии, богиней которой выступает Техника.
6. Определенные матриархальные тенденции можно наблюдать и в некоторых слоях – более или менее – радикальной молодежи. Не только потому, что они строго антиавторитарны, но и потому, что они приветствуют вышеупомянутые ценности и установки матриархального мира, описанные Бахофеном и Морганом. Идея группового секса (и та его разновидность, что чаще встречается в пригородах среди представителей среднего класса, и принятая в радикальных коммунах с совместной половой жизнью) имеет тесную связь с бахофеновским описанием ранней матриархальной стадии человечества. Можно также поразмыслить, не связана ли тенденция к смягчению половых различий во внешности, одежде и т. д. с тенденцией к упразднению традиционного статуса мужчины и к снижению поляризации полов, и не чревато ли это (эмоциональной) регрессией к прегенитальной стадии младенца.
Есть и другие особенности, которые подтверждают предположение об усилении тенденции к матриархальности среди этой части молодого поколения. Сама «группа», кажется, берет на себя функцию матери; потребность в немедленном удовлетворении желаний, пассивно-рецептивная установка, наиболее ярко проявляющаяся в одержимости наркотиками, потребность близкого контакта и физических прикосновений – все это, по-видимому, указывает на регрессию к связи младенца и матери. Во всех этих отношениях молодое поколение, как мне кажется, не столь сильно отличается от старших, как они сами считают, хотя их модели потребления имеют иное содержание, а отчаяние они выражают открыто и агрессивно. В
